Алехандро Касона - Третье слово [=Дикарь]
Марга. Рано еще. Подожди.
Пабло. А почему теперь нельзя?
Марга. Там, внизу, люди не такие. Они могут над тобой посмеяться.
Пабло. Надо мной? Зачем?
Марга. Там дураки всегда смеются над умными. Мстят.
Пабло. Ну, со мной это не так просто! Видишь кулак? Пусть они только сунутся!
Марга. Вот поэтому тебе и рано еще туда идти.
Пабло. Надоело ждать. Если ты не хочешь, я пойду сам.
Марга. Послушай меня, Пабло. Ты доверяешь мне?
Пабло. Тебе — во всем!
Марга. Тогда подожди. Я очень тебя прошу!
На лестнице появляется тетя Анхелина.
Сейчас ты узнаешь нечто куда более важное, чем огни и фонтаны.
Пабло. О чем ты?
Марга. Тетя Анхелина скажет тебе.
Анхелина. Вот вещи твоей мамы. Все, что мне удалось разыскать.
Пабло (смотрит на вещи, не смеет коснуться их). Это — моей мамы? Она их трогала?
Анхелина. Все старое, безделушки… Но она их очень любила.
Пабло. Что это?
Анхелина. Музыкальная шкатулка. Надо нажать вот тут…
Чистый детский перезвон колокольчиков.
Пабло (берет шкатулку, слушает). Мама слушала эту музыку?
Марга. Да, когда оставалась одна, читала… И когда будила тебя.
Пабло. Марга, это чудо! Как будто ее голос… как будто я ее вижу… В первый раз… Вот она сидит над книжкой… думает… (Бережно ставит шкатулку на стол. Мелодия длится, пока не кончится завод.) А вот это — что?
Анхелина. Так, японская игрушка… Тогда ими увлекались. Нажмешь пружинку — и выскочит коробка поменьше, и еще меньше, и еще… Глупая игрушка. Никогда не понимала, какой в ней прок…
Марга. Я уверена, она ее купила для тебя.
Пабло. А медальон? (Ставит ящичек.) Кто это?
Анхелина. Это она. А вот это — ты. Двадцать лет назад.
Пабло. Мама и я! Марга, смотри!.. (Почти кричит от радости.) Вместе! Вместе!
Женщины растроганно смотрят на него.
Анхелина. Тебе хочется побыть одному, правда?
Пабло. Да, пожалуйста… А ты не уходи, Марга. Ты не сердись, тетя, — я с ней как будто с самим собой, понимаешь?
Анхелина. Понимаю, мальчик, понимаю… (Идет к двери.)
Пабло. Постой!.. (Крепко обнимает ее.) Спасибо, тетя Анхелина! Анхелиночка!.. Анхелуча!.. Ангелочек!..
Анхелина (задыхается). Пусти, задушишь! Вот дикарь! (Идет к выходу.) Дорогой ты мой дикарь!. (Выходит.)
Пабло (садится к столу, смотрит на медальон, смущенно отирает глаза, пытается улыбнуться). Что это со мной? Никак не разгляжу…
Марга. Ничего. Сейчас пройдет. (Садится рядом с ним.)
Пабло. Не знаю, как тебе объяснить. Ты привыкла к своей маме, как будто так и надо… А я… мне кажется, я только сейчас родился… Какого цвета у нее глаза?
Марга. Синие.
Пабло (пристально смотрит на Маргу, потом — на портрет). Странно как… Я думал, прекрасные глаза всегда зеленые…
Марга. Спасибо.
Пабло. Синие… Я никогда не видел синих глаз. А волосы?
Марга. Русые.
Пабло. Как у тебя?
Марга. У нее длиннее и куда пышнее. Тогда так носили.
Пабло. А твои пахнут лесом.
Марга. Я весь день просидела под соснами.
Пабло. Посмотри, какие у нее руки.
Марга. Как фарфоровые… Тонкие такие, маленькие…
Пабло. И у тебя такие же… Только… Ты не обидишься?
Марга (улыбается). Я сама знаю — она гораздо красивее меня.
Пабло. Ты не обиделась, правда?
Марга. Что ты! Я рада, что ты так гордишься своей мамой.
Пабло. А я? Я тебе нравлюсь тут?
Марга. Очень нравишься!
Пабло. Тогда почему ты не хочешь со мной вместе купаться? Я ведь тут тоже голый…
Марга. Это совсем другое дело. Тебе было четыре года.
Пабло. А, значит, дело в годах? Когда же человек становится неприличным?
Марга. Ну, когда кто… Некоторые — сразу же. А ты и до сих пор не стал.
Пабло. А ты, значит, стала?
Марга. Я? Что ты?! Почему?
Пабло. Сама посуди. Купаться вместе нам неприлично. Я неприличным еще не стал… Значит, неприличная — ты?..
Марга. Мне никогда такое не приходило в голову… Наверное, ты прав.
Пабло. Нет, ты прямо отвечай. Разве это очень трудный вопрос?
Марга. Не вопрос трудный… Когда рассуждают о приличии — отвечать трудно.
Пабло. Почему же?
Марга. Потому что мы с тобой еще говорим на разных языках. Все, чего я никак не пойму, кажется тебе совсем простым. И наоборот.
Пабло. Нет, Марга, не в этом дело… Тут вот что: вы всегда рассуждаете о словах, а я говорю о вещах.
Марга. Что ты называешь вещами?
Пабло. Все, что можно понять сразу, без объяснений.
Марга. Ну, например?
Пабло. Есть маленькие вещи. Твоя горячая рука. Холодный снег. Луна ночью. И еще есть большие, страшные. Смерть и Жизнь.
Марга (изумленно глядя на него). Ты мог бы объяснить, что такое смерть?
Пабло. Я ее часто видел. Первый раз, когда мне было восемь лет. Помнишь, я рассказывал тебе о Росине?
Марга. Это твоя косуля, она еще убегала весной, да?
Пабло. Да. Как-то вечером я был один и увидел, что она ползет ко мне по земле, а на боку у нее красное пятно… Я хотел его отмыть, но она посмотрела так грустно, как будто сказала: «Не надо, милый… не поможет». Потом легла у огня и стала ждать. И вдруг непонятный холод ворвался в дверь… Я понял, что кто-то страшный подошел ко мне и сделать ничего нельзя… Так я сидел в углу, дрожал, ждал, пока не понял, что она смотрит на меня — и не видит. Пришел отец, сказал это слово: «смерть». Только не нужно было. Я уже знал. Ты понимаешь теперь?
Марга. Не знаю. Смерть можно ощутить — увидеть неподвижное тело, почувствовать холод. А вот жизнь…
Пабло. То же самое. Мне трудно понять пишущую машинку, если ты не объяснишь. Она чересчур сложная. А Жизнь и Смерть — такие простые…
Марга. Ты и Жизнь сам открыл?
Пабло. И ты бы открыла. Это тоже очень просто.
Марга. Ну, ты хоть слышал раньше это слово?
Пабло. Да, слово я слышал. Только слова ведь ничего не значат, пока не узнаешь, что там внутри. Это было ночью, я шел с охоты и заблудился в горах. Ты была когда-нибудь там, наверху, когда собирается гроза?
Марга. Нет.
Пабло. Ночь затаила дыхание, она чего-то ждала… И тишина окружила меня, такая тишина, что я задрожал от самой макушки до копыт моего коня. Я почувствовал, как я мал и как одинок. Я дал шпоры, но конь мой не двигался с места. И тут я почувствовал, что я не один. Кто-то шел ко мне в темноте, снизу, с земли, обнимал порывами ветра, смотрел на меня со звезд. Что-то больше, гораздо больше меня хотело в меня войти, чтобы я не был один. Я не выдержал и крикнул. Позвал единственного человека, который мог прогнать мой страх. Я крикнул: «Отец!» Гром ответил мне. Молния озарила ночь. Тогда я понял: вот это-то, что было со мной, — это Жизнь. (Замолчал, отвернулся.)
Марга задумчиво на него смотрит.
(Оборачивается.) Почему ты задумалась? Разве это не просто?
Марга. Да, Пабло. У меня никогда так не было.
Пабло. Ну, хватит разговаривать! Надо работать.
Марга. Ты хочешь сегодня еще работать?
Пабло. Я?.. Нет, что ты! Это ты будешь сейчас работать… (Берет ящичек и медальон.) А у меня — большая перемена.
Марга. Что ты будешь делать?
Пабло. Очень важное. Я еще никогда этого не делал. (Улыбается.) Я поиграю с мамой.
Марга. Мне уйти?
Пабло. Нет. Ты работай. Только не оборачивайся. Не подглядывай. Хорошо?
Марга. Хорошо.
Смеркается. Марга садится к столу, спиной к зрителям, берет красный карандаш, поправляет тетради.
Пабло расположился на полу: он заводит шкатулку до упора и слушает музыку. Потом ставит шкатулку перед собой, прислоняет к ней медальон и смотрит на него, насвистывая ту же мелодию. Берет японский ящичек, подносит к уху, трясет, как ребенок, получивший новую игрушку, ищет потайную пружинку. Выскакивает ящичек поменьше, и еще меньше, и еще… Пабло свистит от радости. Вот самый маленький ящичек — в нем пачка писем, перевязанная лентой…
